Тана поднялась, поблагодарила за кофе и вышла. Уже покинув дом, она услышала, что мужчины выясняют отношения. Громко. Бурно.

На снегоходе доехала до крошечной хижины у реки, где жил Дэмиен. Стянула шлем и очки. По обеим сторонам хижины густо росли деревья, а за ними блестела река, серебристо-серая среди засыпанных снегом камней. Снег все еще падал тяжелыми хлопьями.

Тана думала о собаках, о том, как они чуть не погибли, о вандализме и перерезанных проводах, о глазе, прибитом к двери полицейского участка. В жилах бурлила ярость. Тот, кто хочет ее запугать, не на ту напал.

Тана выключила мотор. Держа руку возле оружия, глядя по сторонам, собранная, напряженная, она сквозь метель пробралась к двери. Заколотила кулаком.

Нет ответа.

Постучала еще, прежде чем обойти хижину с другой стороны. Оттерла пальцем замерзшее окно, заглянула внутрь.

В хижине был бардак. Пустые бутылки. Грязные стаканы. Трубки для марихуаны. Упаковки от еды. Если бы не холод, все это покрылось бы плесенью. Судя по всему, здесь уже давно никто не жил. Поблизости не виднелось никаких следов, проход к двери завалило снегом.

Тана вернулась к входу в хижину, встала у порога, раздумывая. Ее дыхание оставляло клубы пара. Она слышала от Тимми Накенко, что у этих ребят есть укрытие в лесу, где они хранят запасы алкоголя и наркоты. Но чтобы найти этот тайник, ей требовалась информация.

О’Халлоран знает, где он. В этом Тана не сомневалась.

Вот дерьмо.

Шаг за шагом, Тана, ты сможешь. Тебе все равно так или иначе нужно вычислить эту шайку, поставляющую нелегальный алкоголь. А еще арестовать тех, кто перерезал провода и отравил твоих собак.

Она вновь села на снегоход и, спотыкаясь в сугробах, поехала к дому О’Халлорана.

Припарковалась, поднялась по лестнице. Заметила «Зверюгу» в ангаре с другой стороны забора, огораживавшего аэропорт, и подумала, где, интересно, стоит красный «АэроСтар».

Постучала в дверь. Она тут же распахнулась. В проеме, ухмыляясь, стояла Минди.

— Ты на него запала, что ли? Целыми днями тут ошиваешься.

— Где он?

— В сарае, мясо разделывает.

Тана спустилась обратно, побрела к маленькому обитому деревом сарайчику.

— Что, — крикнула ей вслед Минди, — сегодня лекции не будет?

Тана ничего не ответила. Ей не хотелось узнавать историю Минди у самой Минди. Она знала, действовать нужно поэтапно. Сначала сделать самое важное.

Снег покрывал землю толщиной в несколько футов, но протоптанная дорожка вела к постройке, похожей на два соединенных гаража. Дверь слева была заперта, справа — открыта. Играла музыка конца восьмидесятых. Тана застыла в проеме.

С крючка в потолке свисала оленья туша. Стоя к Тане спиной, О’Халлоран срезал с костей темно-красное мясо и бросал в железный ящик. Музыка и снег заглушили шаги, поэтому он не слышал, как она пришла. В ударах острого ножа чувствовалась власть и многолетняя практика. На нем была короткая стеганая куртка, забрызганные кровью брюки. Ботинки «Баффин-Арктик».

Тана оглянулась, внимательно всмотрелась в цепочку следов, ведущих от дома. Четкого отпечатка зазубрины не увидела — следы были слишком занесены снегом. Зато увидела, что из окна, стоя за занавеской, на них смотрит Минди. Странный холод прошел по всему телу Таны. Она глубоко вдохнула, собралась с духом, повернулась и вошла в сарай.

— О’Халлоран, — сказала она.

Он замер, медленно повернулся и посмотрел ей в глаза, сжимая в руке окровавленный нож.

— Не думал, что так скоро увидимся, констебль. — Он отвернулся, продолжил свое занятие. Куски мяса плюхались в корзину. Тану затошнило, в памяти резко всплыла картина — останки биологов на снегу.

— С собаками все нормально? — спросил он.

— Да. Нам нужно поговорить.

— Ну, говори. — Он не отрывался от разделки туши, и Тане захотелось посмотреть ему в глаза.

— Я ищу Дэмиена, — сказала она.

Его движения замедлились.

— Я не его надзиратель, Ларссон. Ты знаешь, где он живет.

— Его там нет. И похоже, уже давно. Как мне найти его укрытие?

— Значит, тебе все же нужна моя помощь?

— Не только собак отравили, О’Халлоран. Пока они мучились и я пыталась их спасти, кто-то оборвал связь во всем Твин-Риверсе. Тут уже речь не только о нелегальной торговле алкоголем. Нас отрезали от всего мира. Это серьезное преступление.

Все его тело напряглось, но он не удостоил Тану взглядом.

— Оборвали связь?

— Все до единого кабели, ведущие от спутниковой тарелки к башне. Если «Нортел» не сможет в такую бурю доставить нужные детали, мы на несколько недель останемся без связи. Ты сказал, у меня есть враги. Но сейчас речь уже не только обо мне. Я хочу знать, кто это сделал.

По-прежнему не глядя на нее, он отрезал очередной кусок мяса.

— Почему ты думаешь, что это они? — Она услышала в его голосе легкое напряжение и ощутила смутную радость.

— Это лишь первая версия.

О’Халлоран повернул тушу так, чтобы срезать мясо с другого бока. Голова оленя повернулась к Тане. Раскрытые глаза, язык. Пульс Таны участился. У животного не было глаз.

— Где его глаза? — спросила она.

— Кто-то их вырезал, пока мясо тут висело. — Он отрезал еще кусок. Тана смотрела в пустые глазницы, сердце перешло на галоп.

Он искоса взглянул на нее. Зеленые наблюдательные глаза читали ее как раскрытую книгу. Без следа исчезло живое веселье, легкая, очаровательная улыбка, которую она видела, когда только познакомилась с ним. Теперь он был полон мрачной, пульсирующей энергии. В сарае сладко пахло мясом, железисто — кровью. Тане срочно нужен был воздух.

— Как это вырезал? Что ты имеешь в виду?

— Взял да вырезал. Многие их считают деликатесом.

Тана сунула руку в карман, вытащила пакетик с инструментом, который уже показывала Даппу и Алексе Петерс. Протянула О’Халлорану.

— Видел такое раньше?

— Где ты это взяла?

— Этим был приколот олений глаз к двери участка.

Его руки замерли. И то, что она увидела в его глазах, ее напугало.

— Когда? — спросил он.

— Сегодня утром.

— Это не похоже на Дэмиена, Тана, — отрубать связь во всем городе. Или травить собак. Или возиться с глазами моего оленя. Он знает, откуда ветер дует.

— А на кого тогда это похоже?

Он не ответил. Пристально посмотрел Тане в глаза. Ей вспомнились строки стихотворения:

Ибо горько и холодно здесь, и низко солнце висит,